Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]
Лукинов посерел.
— А вот это уже поворотец. Похоже, Порехин за подмогой прискакал, — процедил он озадаченно. — Ты погляди на них: прям шерочка с машерочкой. Не зря, видать, говорили, что Порехин Куличенка на прокорм взял.
Поджав губы, он полез из машины.
Петюня, увидев спешащего к ним Лукинова, переменился в лице.
Но Куличенок коротким кивком отпустил его, а сам шагнул к следователю и, подхватив под локоть, повлек в здание прокуратуры, на ходу что-то настойчиво выговаривая.
Заманский распахнул дверцу, прижав ее к ограде, так что спешивший к «хаммеру» Порехин поневоле остановился. Разглядел за рулем Заманского.
— Вы, Григорьич? — выдохнул он. Заманский поразился, как сильно сдал Порехин даже по сравнению с последней их встречей.
Щеки обвисли брылями, воспаленные глаза слезились, голова непроизвольно подергивалась. Даже вечная фланелька — будто надетая с чужого плеча. Перед Заманским стоял тяжело больной человек. За какую-то неделю цветущий Порехин превратился в собственные руины.
— А мы тебя как раз искали, чтобы допросить, — объяснился Заманский.
— Уже допрошен, — Порехин кивнул на окна кабинета Куличенка.
— Сына за границей, конечно, спрятал? — Заманский прищурился. — Бесполезные это хлопоты. Его завтра же в международный розыск объявят.
— А может, и не объявят, — Петюня мрачно усмехнулся. Со стоном выдохнул. — Хотите, Григорьич, как на духу? Официально не скажу, а так, чтоб вы один знали: я б этого паскудника сам сдал, к чертовой матери. Потому что мало — свою! он мою жизнь в сортир спустил! Это ж он меня подбил, чтоб долю Зиновия после его смерти затихарить. Мол, Лёвка лох, а другие знать не знают. Я и повелся. А оказалось, целую партию разыграл, на три хода вперед. Сам же убил, зная, что отец-скряга наживку заглотит. Но из-за чего всё?! Еще бы понял, если хотя б из-за десятки, а из-за грёбаного лимона!..
Петюня быстро, коротко задышал, — похоже, его начала мучить одышка. Заманский про себя подметил: в страстном, обличительном этом монологе прозвучало многое: сожаление о собственной корысти, досада на сына-убийцу. Не нашлось разве что места сочувствию убиенному компаньону.
— Сдал бы! — Петюня отдышался. — Но… Жена моя только сыночком и дышит. А она едва после криза выходилась. О бабке его, моей матери, если узнает, вообще разговора нет, — та уж лет пять на честном слове доживает. Да и внукам каково расти при отце-убийце? Так что — прощайте, Григорьич.
— У тебя еще внук есть, — напомнил Заманский.
— Обо всех позабочусь, — прохрипел Петюня. Протиснулся мимо распахнутой дверцы.
Заманский, озадаченный путаной этой исповедью, смотрел ему вслед, пока могучий «хаммер» не вырулил на дорогу.
На другой день, когда Заманский как раз рассказывал Лёвушке об обстоятельствах убийства его отца, в коттедж Плескачей ввалился угрюмый Лукинов.
Произошло то, чего он опасался: уголовное дело по факту убийства Зиновия Плескача начальник следственного управления у Лукинова изъял и принял к своему производству. Лукинов пригрозил, что не позволит покрыть настоящего убийцу и напишет рапорт с требованием объявить подозреваемого Савелия Плескача в розыск. Но в то же утро Куличенок в следственном изоляторе провел очную ставку между Валентиной Матюхиной и Плескачом-старшим. Как именно проходила очная ставка, неизвестно: посторонних при этом не было. Но в ходе ее Матюхина вновь изменила показания, признавшись в отравлении Зиновия Плескача. Причем, в отличии от первого протокола допроса, в деталях описала механизм преступления. Целью отравления Матюхина назвала желание похитить коллекционные монеты и нэцке, чтобы потом их продать и выручить деньги на лечение сына. Не украла, так как после убийства ей послышались шаги на лестнице. Испугавшись, убежала через черный ход. Что же касается Савелия Порехина, то последнего она оговорила, так как, будучи отцом ее ребенка, Савелий отказывался давать деньги на его содержание и лечение.
— Складный сочинитель господин Куличенок, — Заманский брезгливо поморщился. — И рассчитано безупречно. Ни одной прямой улики против Савелия Порехина нет, ни одного свидетеля, кто хотя бы видел его в эти часы…
— Один есть, — ехидно подправил его Лукинов. — Петр Порехин подтвердил, что как раз в эти часы сын заезжал к нему в Москву на выставку.
— А поскольку подозрение основывалось на показаниях Матюхиной, которая от них отказалась… — протянул Заманский.
— Уголовное преследование против Савелия Порехина будет немедленно прекращено, — закончил за него Лукинов.
— И никаких шансов до него дотянуться, — Заманский скрежетнул зубами. Кровожадно насупился. — Разве что самого фосфором накормить.
— И без того изнутри сгниет, — мрачно предрек Лукинов.
Лёвушка, дотоле слушавший, будто окаменелый, недоуменно вмешался:
— Но, позвольте, зачем же Валентине-то на себя наговаривать? Ведь это ж — тюрьма!
— Догадаться нетрудно, — едва не в унисон ответили оба следователя. Заманский жестом предоставил право ответа Лукинову.
— Наверняка Петр Порехин принял на себя содержание внука, — разъяснил тот.
Запутавшийся Лёвушка недоуменно замотал головой.
— Так, может, в самом деле убийца — Валентина? Не станет же следователь заведомо невиновного сажать.
Лукинов с Заманским переглянулись с тонкой язвительностью.
Ответы на все вопросы были получены позже, когда объединенное семейство Заманских — Плескачей уже обустроилось по соседству в пригороде Иерусалима.
Сначала пришел и-мэйл от адвоката, представлявшего Лёвушкины интересы в уголовном процессе: Тульским областным судом Валентина Матюхина признана виновной в убийстве Зиновия Иосифовича Плескача. В судебном заседании подсудимая вину признала полностью. С учетом смягчающих обстоятельств: наличие малолетнего ребенка, установленные судебно-психиатрической экспертизой отклонения в психике, — Матюхина осуждена к шести годам лишения свободы.
Спустя короткое время с Заманским по скайпу связался вице-президент Регионального банка Фетисов, конфиденциально сообщивший, что в банке на имя Валентины Матюхиной открыт счет, на который положены триста тысяч евро. Доверенность на пользование счетом выдана ее матери, Анне Геннадьевне.
Ответ на последний вопрос был получен спустя еще полгода.
Вице-президент Ассоциации антикваров Василис Циридис, распродававший, по просьбе Лёвушки, плескачовскую коллекцию, вместе с очередным отчетом прислал информацию с сайта одного из аукционов. Самая высокая цена была предложена за уникальную коллекцию эротических нэцке, выставленную на продажу малоизвестным тульским собирателем Геннадием Куличенком.
